Постановка психотерапевтической проблемы как практика «awarness»
Автор: Михаил Папуш
(Из цикла » Лекции по гештальт-терапии»; ноябрь 1993)
Подлинный смысл той техники, о которой у нас сегодня пойдет речь, может быть понят только в довольно широком контексте. Прежде всего, постановка психотерапевтической проблемы ( а затем перевод ее в задачи решение этих задач) — специфическая техника в гештальт-терапии, признание ее требует специальных условий; далеко не всегда это нужно, использование этой техники требует определенных качеств и способностей эк от психотерапевта, так и от клиента.
Кроме того, нужно иметь в виду, что и сама психотерапия per se уместна далеко не во всех случаях, когда человек к нам обращается -ему, может быть, нужна «социальная помощь» в самых различных ее формах, среди которых психотерапия занимает весьма скромное по объему место.
Из предыдущих лекций, может быть, понятно, что я буду рассматривать эту тему, как и любую другую, в контексте стремления к психической свободе, то есть к гармонизации «спонтанной» и «произвольной» сторон человеческой психики. Излагаемая далее методика постановки психотерапевтической проблемы обеспечивает фактически фокусировку ощущения неудовлетворенности, по началу, может быть, смутного, до ясно очерченной возможности изменить в каком-то конкретном отношении уровень собственного существования. Таким образом, работа над постановкой проблемы может рассматриваться как средство связи со спонтанностью клиента, как форма, в которой его спонтанная сторона проявляет себя и консолидируется с произвольной.
По ходу изложения, а также в заключении, мы рассмотрим некоторые из этих соображений, очерчивающих контекст нашей темы, более подробно.
В качестве еще одной преамбулы отмечу, что мы с вами сегодня будем говорить в основном о технике постановки психотерапевтической проблемы. Между тем проблемы, как правило, не решаются (хотя бывает, что они снимаются, рассасываются, преодолеваются, превосходятся и пр.); вешаются задачи. Так что проблемы, которые так подробно, долго, занудно и вкусно ставятся, потом еще должны быть переведены в задачи, точнее — на их материале могут быть поставлены задачи; эти задачи решаются и тогда клиент переходит в некоторое новое состояние, в котором устанавливается в конце концов новый гомеостаз. При этом желательно, чтобы хотя бы терапевт, а еще лучше ~ и клиент, удерживали в осознании весь сквозной проход этого поля от исходного затруднения до глубин и высот, которые достигаются впоследствии, до конечных психотехнических ходов и решений. Надо все время иметь в виду затруднения клиента, с которого мы начали, и ориентироваться на него не как на цель, но как на критерий того, что мы не «уплыли» , что мы продолжаем начатую работу фокусировки.
Здесь, может быть, уместен момент из моей личной истории. Система Фокусировки, о которой я вам сейчас рассказываю, возникла у меня в контексте острой потребности ответить для самого себя на вопрос: возможна ли психотерапия? Вот мы собираемся группами, тусуемся, чему-то учимся и конечно же при этом с нами что-то происходит, — какой-то личностный рост, какие-то изменения. Но для меня вопрос стоял так: вот тебе симптом, при чем такой, который не снимается никакими усилиями воли то есть не просто «индульгирование», а реальный симптом. Вот тебе техники, которые ты знаешь, все, что ты умеешь, вот тебе любая поддержка: возможно ли в обозримое, реальное время что-то с симптомом сделать? Причем не работая с ним бихевиорально, а реализуя те самые метода, ‘ условно говоря «гуманистической» психотерапии, которые мы на группах осваиваем.
Начальное ядро техники фокусировки проблемы появилось именно для ответа на этот вопрос. Сначала я проделал это на себе, пользуясь помощью одного из участников своей группы: мне понадобилось три сеанса. Потом ми проделали это в группе; в течение двух месяцев из двенадцати человек семь получили вполне определенный позитивный результат. Интересно, что остальные пять застряли не при решении, а на стадии постановки проблемы; в этом случае, как и во многих последующих, я убедился, что если удалось проблему корректно поставить, решить-то ее уж наверняка удастся.
Схема постановки психотерапевтической проблемы содержит четыре блока Я сначала их коротко обозначу , чтобы при дальнейшем подробном рассмотрении каждого из них вы могли бы хотя бы до некоторой степени иметь в виду связи, потому что все четыре блока тесно взаимосвязаны, взаимно проникают друг в друга, так что каждый значительный шаг в одном блоке может вызвать необходимость пересматривать остальные.
Первый блок — описание исходного неудовлетворительного состояния: «на что жалуетесь». Это может быть симптом, паттерн поведения, который клиента не устраивает, какое-то его свойство, или наоборот, отсутствие чего-то что ему нужно — способности, определенного типа состояния и т.п. Часто терапевты считают достаточным едва наметить содержание этого блока и сразу же начинают «работать с проблемой». При этом они, разумеется, достраивают все остальные блоки (потому что это — минимально необходимая логическая структура), но делают это гипотетически и часто проективно.
Второй блок — это желательное состояние, то, что должно быть получено в конце, суть дела здесь состоит в том, что описание нового состояния не может сводиться к отрицанию исходного, а должно быть, во-первых, содержательным, во-вторых, позитивным. Даже начало проработки этого блока, предложение подумать над позитивным и содержательным описанием желательного состояния, часто заставляет клиента увидеть ситуацию совершенно по-новому. А серьезная проработка второго блока нередко вообще «снимает» проблему.
Третий блок — это тот контекст, в котором «живет» проблема. Я условно называю его » внутреполитической и внешнеполитической ситуацией» клиента. «Внутреполитическая ситуация — это внутренний расклад субличностей или «частей» клиента по поводу данной проблемы: одни «части» заинтересованы в ее решении, другие нейтральны, третьи противятся. «Внешнеполитическая» — это его межличностная ситуация, отношение окружающих его людей к предстоящей работе. Все это обязательно нужно учитывать, решая, браться ли за проблему, и тем более выбирая стратегии и тактики работы.
Если первые три блока обрисовывают проблему по содержанию, то четвертый — это вопрос о том, что клиент собирается со всем этим делать, и заодно, каковы по этому поводу его отношения с терапевтом. Дело в том, что решение, да даже постановка проблемы, требует своей «платы» (как минимум, это нарушение сложившегося «статус кво» психологического гомеостаза), и эта плата может быть для клиента чрезмерной, несвоевременной и т.п. Это вопросы решения, решимости, «деланья’, «работы».
Итак, я обозначил четыре блока, составляющие минимальную логическую схему постановки психотерапевтической проблемы: неудовлетворительное исходное состояние, желательное конечное состояние, контекст и наличие или отсутствие решимости совершить переход. Разумеется, это не последовательность организации терапевтического сеанса, а логическая структура. Вопросы из одного блока способствуют прояснению других. Наша задача состоит в том, чтобы, используя эвристические возможности этой структуры, «просветлить» и организовать получаемый от клиента материал в четыре субгештальта.
Начнем с первого блока. В нем в результате проработки можно получить четкое и детальное описание «неудовлетворительного» поведенческого паттерна, регулярного в каком-то отношении, и — что важно и нетривиально — ясное понимание, что именно в этом паттерне клиента не устраивает. В несколько иных терминах (в гештальт-терапии, к сожалению, еще не укоренившихся, однако, как я покажу вам в одной из следующих лекций, очень полезных) можно сказать, что речь идет о выявлении неустраивающей клиента «фиксированной установки».
Здесь необходимо остановиться на различии сознавания и осознания. Термином «сознавание» я перевожу английское «awareness» со всем спектром его значений: актуальное сознавание-осведомленность-замечание в реальном процессе жизнедеятельности индивида. «Осознание», в отличие от «сознавания», это когнитивное представление о том, что имеет место быть, которое, как и всякое когнитивное представление, выполнено в каких-то когнитивных средствах и в меру относительного несовершенства этих средств в той или иной степени неадекватно сознаванию. В осознании всегда что-то упрощается, огрубляется, рационализируется, что-то притягивается за уши, а что-то обрастает лапшой на ушах. Осознание-это всегда «версия», и как правило, у человека по каждому данному поводу имеется более чем одна версия, более чем одно осознание.
Чаще всего клиент имеет версию для себя и версию для терапевта (и еще несколько: для жены, для начальника, для анимы или анимуса; версия всегда кому-то адресована — но это уже другая тема), а терапевту необходимо составить свои версии, по возможности проходя «сквозь» неконгруентности в версиях клиента. Нужно иметь в виду, что часто в возникновении проблемы участвуют также и версии других людей, так или иначе связанных с клиентом.
Вот, например, приходит клиентка и говорит: «У меня проблема: у меня эмоций нет. Я такая бесчувственная. И я хочу, чтобы они у меня были». Я пытаюсь выяснить, что такое эмоции для клиентки, о чем она говорит, что имеет ввиду. Спрашиваю ее: «Как будет, когда у тебя будут эмоции, что ты будешь чувствовать?» «Ну, я не знаю, что я буду чувствовать — у меня же их нет…» Я тогда интересуюсь: «А откуда ты знаешь, что у тебя нет того, о чем ты ничего не знаешь?» «Ну как, вот муж мне говорит: ты такая бесчувственная, у тебя никаких эмоций нет…»
Чтобы построить собственную ‘версию», постараться понять, что же там у клиента происходит, терапевту нужно получить от него ряд (не меньше трех) эмпирических описаний. Вот, скажем, клиент приходит и говорит: «Я,»- говорит: «трус; я хотел бы быть смелым». Я его обязательно порошу: «Расскажите, пожалуйста, когда в последний раз проявилась Ваша трусость. А когда она проявилась наиболее ярко? А может быть, Вам удастся вспомнить первый или один из первых случаев, когда проявилась Ваша трусость?» Потом я его расспрошу, что он понимает под смелостью, попрошу его вспомнить какие-нибудь эмпирические (очень важно, что эмпирические, experimental примеры, может быть, но из своей жизни, когда он сам проявил эту смелость, или кто-то в его присутствии, или примеры из литературы и кино (при этом я для экспериентальности расспрошу его, что он тогда чувствовал или как он себя сейчас по этому поводу чувствует).
Здесь могут быть разные ситуации. Может быть, как в приведенном примере, что осознание клиента совершенно не соответствует эмпирии. Как ни странно, это очень частый случай. Клиент считает, что он такой или сякой, а ничему в реальном экспириенсе клиента это не соответствует, просто он так о себе думает. Ясно, что тут надо выяснить, откуда он это взял, почему это значимо, и там будет развертываться проблемная ситуация. Если клиентка полагает, что она «бесчувственная», потому что муж так говорит, надо выяснить, что за проблемы у нее в отношениях с мужем.
Другой случай, пожалуй, более частый, когда осознание является просто именем для класса ситуаций, в которых клиенту неуютно, дискомфортно, и действительно выделяется некий класс этих ситуаций, а осознание служит для них обобщенным именем, нередко осознание в таких случаях выполнено в каких-нибудь расхожих психологических терминах, Тут вам клиентка начнет плести что-нибудь из Берна или, если она, скажем, с псифака, завернет что-нибудь в языке теории деятельности по Леонтьеву. Конечно, к делу это никакого отношения иметь не может, но она так обозначает некоторый реальный класс ситуаций.
Но может быть и иначе, когда ложное осознание заставляет клиента сводить в единый комплекс, в единую как бы проблему, дискомфорты по разным поводам. Тогда вам придется вместе с клиентом развести набор эмпирических ситуаций по разным «темам» («темой» я называю некую интенциональную целостность наших размышлений и чувствований; «проблемой» она может стать, когда будут хотя бы в какой-то степени прорисованы все четыре блока).
Еще один вариант, когда клиент ведет себя по известной формуле: «Дайте воды напиться, а то так есть захочется, что переночевать негде,» — то есть: «Что у вас болит?» — «Все болит!» — здесь и начинается борьба за фокусировку. Мне нужно с ним договориться, чтобы он согласился, что он не будет говорить обо всем сразу, а мы сначала выделим что-нибудь одно, поговорим об этом, а потом выделим что-нибудь другое и поговорим о том, но, когда мы говорим об «этом», мы не будем говорить о «том», а когда мы говорим о «том», мы не будем говорить об «этом».
Но вот, ‘наконец, мы приходим к «нормальному» положению, когда осознание более или менее соответствует сознаванию, когда обобщенному описанию паттерна более или менее соответствует ряд эмпирических описаний ситуаций. Очень важно продолжать получать «эмпирию» при каждой сдвижке осознания заново получать от клиента материал его реального сознавания, по возможности очищаемый от неадекватностей осознания. Осознание также нужно отдельно иметь ввиду, потому что оно само может, может создавать клиенту проблемы.
Когда мы это получили, нам надо еще задаться таким, как ни странно, совершенно нетривиальным вопросом: что же клиента в этом паттерне не устраивает ? Вот мой любимый пример по этому поводу: клиент рассказывает, что от него «опять» ушла жена; я уже готов обсуждать с ним, как улучшить их отношения, но он мне вовремя говорит: «Я — говорит — чего хочу: научите меня, как сделать, чтобы она больше не вернулась.»
Я видел много случаев, — когда терапевт попадается на удочку «общепонятности» описания клиента, начиная работать, а потом, часа через два, выясняется, что клиент и сам толком не знает, что именно его не устраивает.
(Я надеюсь, что вы уже почувствовали, что постановка проблемы, которую энэльписты и описывают как всего лишь предварительное условие работы, — это как раз и есть работа — работа по осуществлению той самой awareness, о которой Перлз говорил, ЧТО «она сама по себе целительна».)
Клиенту дискомфортно, а в чем именно и конкретно состоит его дискомфорт, он не всегда знает. Перлз неоднократно подчеркивал, что дискомфорт — одно из основных препятствий к awareness, клиент вмоменты
дискомфорта старается «выключиться», поскорее «проскочить» эти ситуации. Остается лишь общее ощущение -боли» неприятности. И тут нужно обязательно клиента «дожать».
(Здесь я хочу, забегая на пару лекций вперед, обратить ваше внимание на то, что недирективность по содержанию, полное предоставление всего содержания клиенту, то есть отказ от внедрения в него новых интроектов, никоим образом не означает отказа от интенсивной волевой включенности психотерапевта в саму работу. Я не могу и не должен заставлять клиента видеть вещи, как я их вижу, но — я могу и должен — обратить его внимание на то, что он от чего-то отворачивается, что-то выдумывает, что его осознание не соответствует им самим рассказываемой эмпирии: «Вот смотри, ты говоришь, что завидуешь тому, что брат лучше тебя живет, а выясняется, что о его доходах и уровне жизни ты ничего не знаешь — ни за последний месяц, ни за последний год, ни за пять лет. Так о чем же ты говоришь на самом деле?»
Вместе с тем, «дожать» ни в коем случае не значит «заставить сознаться». Напротив, терапевт должен всячески уважать право клиента на скрытность и даже ложь и давать клиенту это понять: «Дело не в том, чтобы ты рассказал это мне или был со мною правдив, искренен и пр. Я понимаю, что чужому человеку все не скажешь. Но важно, чтобы ты не вешал лапшу на уши самому себе. Ты сумеешь разобраться в своих проблемах, только если сам ясно их увидишь…» и т.п. Я очень люблю проделывать в группах энрайтовское упражнение: прошу найти — про себя — в уме нечто, чего вы ни в коем не захотели бы сказать вслух, а потом просто иметь в виду, что это имеет место быть».)
Итак, мы должны выяснить, что именно не устраивает клиента в описанном паттерне. Среди множества возникающих здесь неожиданностей встречаются довольно типичные. Чаще всего клиент описывает сложную межличностную ситуацию. Вот, например, клиентка, студентка, говорит: «Я плохо учусь.» — Казалось бы, понятно, о чем она говорит. Вот паттерн, он плохо устроен: она плохо учится. Но что же на самом деле ее в этом не устраивает? Она — что, на самом деле хотела бы учится лучше? Ничего подобного. Это мама хочет, чтобы она училась лучше. Ей вообще плевать на все университеты и экзамены. А вот на маму ей не плевать, а мама хочет, чтобы она училась хорошо. Оказывается, проблемная ситуация, где надо вычленить паттерн, не в том, что она плохо учится, а в ее взаимоотношениях с мамой по поводу того прискорбного факта, что она должна (маме) учиться на психфаке, да еще и хорошо.
Или наоборот, мама говорит, что ее проблема состоит в том, что дочка плохо учится. Стоит напомнить, что мы должны тут разобраться — и договориться с клиентом, — будем ли мы с ней заниматься психотерапией. Может быть, женщина на самом деле пришла к нам посоветоваться по поводу дочки, то есть на консультирование, и тогда вся наша психотерапия будет в высшей степени неуместна; она — мама — будет смотреть на нас грустными глазами и думать: «Я к тебе по делу пришла» а ты разводишь какие-то непонятные турусы на колесах».
Если мы считаем (и договорились с клиенткой), что мы занимаемся психотерапией и говорим о ней, которая тут сидит, тогда в этой простой ситуации «дочка плохо учится» есть три возможности для дальнейшего развертывания. Они совершенно разные, проходить их нужно по-разному. (Может быть, нужно пройти все три и в конце прийти к какому-то синтезу. Но в начальный момент нужно отчетливо понимать, что чтобы идти по левой дороге, надо не идти по правой и по средней и т.д.)
Первая возможность: я — мама — не довольна тем, как дочка учится; если это в какой-то мере зависит от меня, то как я должна измениться, чтобы она училась лучше. Вторая возможность: если я считаю, что это от меня не зависит, — как я должна адекватно принять эту ситуацию. И третья: как может измениться наша с ней коммуникация по поводу этой ситуации. Это три совершенно разных линии, и движение по ним будет совершенно разным: разные проблемы и разные решения.
Я, в этой связи, напомню известную молитву. Она более всего известна из Воннегута, хотя, наверное, принадлежит древним временам: «Господи, помоги мне. изменить то, что я могу изменить; дай мне сил вытерпеть то, чего я не могу изменить; и дай мне разум, чтобы отличать одно от другого.»
Здесь полезно отметить, что значительную помощь в определении того, что именно не устраивает клиента в выявленном паттерне, могут оказать вопросы из второго блока: «Как бы, по твоему, это могло бы быть иначе? Как бы тебе хотелось, чтобы это было?» — То есть, мы предлагаем клиенту представить себе, что и как ему хочется изменить, и тем самым, мы уже видим, что же именно его не устраивает. Для выяснения содержания первого блока, как правило, почти с самого начала необходимо задавать вопросы из второго, хотя по системному раскладу — это разные содержания.
Стоит уже здесь обратить внимание на то, что этот способ работы,
выдвигает определенные, и довольно значительные, требования как к клиенту, так и к терапевту (подробнее об этом поговорю в конце). Оба они должны обладать определенным вкусом к интеллектуальной проработке, чтобы удерживать эти тонкости, и клиент должен обладать определенным интеллектуальным потенциалом, чтобы быть способным хотя бы понять, о чем речь. Потому что если клиентка сидит напротив меня и думает: «У меня душа болит, что дочка плохо учится, а он мне тут какие-то антимонии разводят, бесчувственный человек, — ясно, что в работе с такой клиенткой эта методика малопригодна.
Следующий момент вот какой. Вы уже, я надеюсь, понимаете, что мы говорим с вами о технике гештальтообразования. Есть некоторое поле, мы его как-то проблематизировали, выяснили, как там помещаются определенные катексисы, где больше, где меньше и пр. Теперь у нас вместе с клиентом есть еще выбор, каким образом мы установим масштаб гештальта и, может быть, мы решим из стратегических или тактических соображений сосредоточимся на маленьких малостях, определенной яркой детали этого поля. Если, допустим, у клиента вообще нет вообще ощущения, что в его жизни можно что-то изменить, мы возьмем эту малость, которую достаточно быстро можно сделать, и дадим ему опыт, что это возможно: нечто вполне реально изменилось. Может быть, клиент наоборот — устал от возни с мелочами, три года ходит по разным грушам, казалось бы, все умеет по мелочам делать, но всерьез ничего в жизни не меняется; тогда выбор масштаба должен быть иным. Одним словом, в зависимости от разных обстоятельств и в зависимости от мастерства терапевта и клиента надо определить масштаб того гештальта, того паттерна, который мы выделили в качестве фигуры на этом проблемном поле.
Еще одна из многих деталей описания неудовлетворительного паттерна — это вопрос о «входе» в него. Обычно там не один вход, а целый набор. Можно привести такую метафору: на большом поле есть ‘овраг с глинистыми стенками, противный, мокрый, грязный, и дождь идет; скатиться в этот овраг можно из нескольких разных мест. Есть особенно скользкие и опасные, откуда я уж обязательно скачусь; есть такие, где опасность велика, но еще можно удержаться; есть безопасные дорожки, но они не всегда ведут туда, куда мне в данный момент надо и т.п. А дальше, если уж ты скатился в овраг, то там ручей, который протащит тебя по всему пути — до водопада, ты перепачкаешься, намокнешь, ушибешься, и, в конце концов, вывалишься через водопад из оврага — «Уффф!»
Итак, мы поговорили о первом блоке — описании неудовлетворительного состояния клиента. Схематически это можно подытожить так: во-первых, необходимо решить (и договориться с клиентом), действительно ли по поводу его жалобы мы собираемся заняться с ним индивидуальной психотерапией, а в рамках психотерапии — собираемся ли ставить, а потом решать «проблему». Если — да, то первое, что должно быть четко зафиксировано — это желание или хотя бы согласие клиента измениться, изменить себя. Это исключает разговоры типа: «А зачем она…»; ситуация клиента при такой фокусировке предполагается константной, и надежды на ее изменение «инвестируются» в надежду на изменения самого клиента.
Затем следует очерчивание «фигуры» — того регулярного поведенческого паттерна клиента, который его не удовлетворяет. Здесь следует обратить специальное внимание на различие сознавания и осознания, что приблизительно соответствует вопросу о соответствии между абстрактным описанием паттерна и эмпирическим описанием набора соответствующих реальных ситуаций из жизни клиента. Когда такое соответствие достигнуто, нужно специально выяснить, что именно в описанном паттерне клиента не устраивает.
Далее мы должны выбрать масштаб «фигуры», на которой мы сосредоточим дальнейшую фокусировку. Эвристически полезно просмотреть различные имеющиеся здесь возможности. Это помогает установить, во-первых, связи между элементами описания (потому что связи у клиента подчинены не внешней логике «общепонятного», а его собственной внутренней логике ситуации, которую терапевт поначалу представляет себе не вполне ясно), а во-вторых — специфические «катексисы», которыми клиент наделяет элементы ситуации.
Таким образом, мы постепенно приближаемся к структурному представлению паттерна, о котором идет речь. Мы увидим в дальнейшем, насколько необходимым и определяющим является это представление.
Второй блок — желаемое состояние: «Как бы ты хотел(а)». Этот блок до некоторой степени намечается в терапиях бихевиорального типа и вслед за ними — в НЛП; например, такая главка есть в книге Лесли-Камерон-Бендлер «С тех пор они жили счастливо» («Solutions»).
Прежде всего, здесь необходимо еще раз подчеркнуть нетривиальность этого вопроса. Как правило, сначала клиент вам будет на него отвечать просто формальным повторением чего-нибудь из первого с добавлением «не», приходится специально договариваться с ним, что здесь требуется нечто иное. Нужно получить, в конце концов, описание такого поведения в определенной ситуации, при котором клиент чувствовал бы себя комфортно, уместное приятное осмысленно и т.д. это заставляет и терапевта, и клиента совершенно по-новому рассматривать ситуацию.
Важно, чтобы описание клиента по возможности опиралось накакой-то его реальный опыт. Может быть, не в этой ситуации, а в какой-нибудь еще. Может быть даже, это менее удачный случай) не собственный опыт — тогда надо какими-нибудь переходами «привязаться» к„ собственному. В конце концов, в худшем случае можно пред-конструировать новое состояние и «пристроиться» к нему, как говорят энэлышсты.
Но помимо экспериментального есть еще системный аспект, и он не менее важен. По сути, во втором блоке должен быть описан системный переход от старого состояния к новому, причем такой, чтобы все элементы старого состояния нашли свое место в новом. Непонимание этой системной закономерности составляет тормоз в решении более чем половины проблем.
Вот простой пример. Достаточно часто клиенты (а особенно клиентки) жалуются на то, что вот-де «сижу я на группе, хочу что-то сказать, < но стесняюсь: начинаю по этому поводу нервничать, мне становится неудобно, неуютно, не знаю, то ли мне сказать, то ли не сказать». «А как бы ты хотела?» Если она достаточно наивна, то отвечает: «Ну, я хотела бы не стесняться.» Я ее тогда спрашиваю: «Так что, ты хотела бы в любой момент прерывать любой процесс и прямо вот так говорить, что тебе в голову пришло?»
Тут она останавливается; говорит: «Нет, не так.» «А как?» Выясняется, естественно, что эта ее стеснительность неадекватным образом и неудобно для нее, с излишествами и помехами, но худо-бедно выполняла функцию контроля, то есть не давал ей вылезать все время не по делу, и в описание желаемого состояния нужно как минимум включать умение определять, уместно ли в некий определенный момент выносить на общее обсуждение то, что ей сейчас пришло в голову. Кроме того — это еще один элемент ситуации — нужно найти адекватные формы вмешательства в групповой процесс. И так далее.
Это я ‘беру формальный минимум., совершенно не касаясь того, что
здесь часто фигурируют сложные формы самооценки, боязни и одновременно запроса оценки группы и прочее. Прежде чем можно будет дойти до таких тем, нежно описать тот формальный структурный минимум, о котором я сейчас говорю, Оказывается, что описание само по себе довольно сложно.
А пока она ситуацию описывает просто как «я стесняюсь, а хотела бы не стесняться», — это тупик, с которым нечего делать ни мне, ни ей. Пройди она хоть десять «тренингов уверенности», если она не позаботилась о выполнении функции контроля, она так и будет осуществлять маятниковое колебание между стеснительностью и неуместным нахальством и чувствовать себя «неадекватной».
Но представим себе, что это мы учли, обеспечили ей контроль в смысле умения определить, когда стоит вылезать со своими соображениями, а когда не стоит (и — мечта гештальт-терапевта — она согласилась принимать на себя за это ответственность), мы даже позаботились об, изяществе и уместности форм самого «вылеззния». Но я еще обязательно ее спрошу: «А стеснительность-то куда денешь? Посмотри на нее, почувствуй. Вот ты ее изгонишь; как она себя чувствует? И как ты себя чувствуешь по этому поводу? Не лишилась ли. ты чего-нибудь?» Ведь может оказаться, к примеру, что на этой самой стеснительности «висит» образ себя такой, какую любит мама. Если мы лишим ее стеснительности и даже научим более или менее адекватно вести себя в группе, то ведь она теперь будет вести себя на группе не как любимая мамина дочка, а как черте-кто. Кто она теперь будет? Хотела ли она так? Может быть, да, а может быть и нет. Я как терапевт должен обязательно это выяснить, посмотреть вместе с ней, куда она это денет.
Знатоки НЛП могут заметить, что все это очень похоже на так называемую «экологическую проверку», но здесь это делается не в бессознательном состоянии, а наоборот, в качестве расширения сознавания. В этой работе постоянно выясняются все новые и новые элементы ситуации. Оказывается, старая ситуация была совсем не так проста, какой она виделась (может быть, именно поэтому и не решалась проблема). Новые элементы отправляются в описание старой ситуации, мы начинаем ее видеть гораздо более богато и «объемно».
Пользуясь энэльпистским термином, можно сказать, что описание желательного состояния — это творческая работа, Соответственно, здесь необходимо иметь достаточно богатый инструментарий эвристических приемов. Один из них можно считать модификацией (необходимой для наших целей расширения сознавания) известного утверждения энэльпистов, что любое поведение адекватно в какой-нибудь ситуации. Можно попросить клиента представить себе, в какой ситуации не устраивающее его поведение было бы адекватным, а затем сопоставить эту ситуацию с той, где оно неадекватно. Дальше размышление-чувствование может идти следующим образом: в чем различие? Как его заметить (beaware)? Как его «отработать» в поведении?
Еще один эвристический прием. Допустим, мы получили от клиента хорошее, эмпирически прочувствованное и убедительное описание желательного поведения. Тогда я задам вопрос: «Ну, хорошо, а что же тебе мешает так и делать?»
В достаточно большом числе случаев уже здесь нечто и происходит. Если мы действительно охватили основные элементы ситуации, действительно нашли им место, действительно нашли более адекватных «исполнителей» на все функции, если мы все это сделали, то клиенту остается просто попробовать реализовать новое поведение. «Привычка» (точнее, инерция фиксированной установки), как правило, слабый противник, если все (или хотя бы основные) системные препятствия для перехода на новую форму поведения (новую установку) устранены, а желание измениться достаточно актуально и сильно. Таким образом, проблема часто разрешается еще до того, как она полно и адекватно поставлена.
Если же это не так, то вопрос «Что тебе мешает?» оказывается не риторическим, а реальным и заставляет находить новые элементы ситуации, которых мы раньше не видели. Нужно несколько перестроить отношение, чтобы понять, что если мешает — значит есть, если есть — значит это элемент исходной ситуации. Значит нужно ответить на вопросы: «Куда мы это денем?», «Как мы с этим обойдемся?», «Что мы хотим с этим сделать?»
Одна из специальных задач второго блока состоит в том, чтобы проверить новый, желательный паттерн поведения на соответствие образу себя. При этом нужно учитывать как «идеологию» клиента, сколь интроецированной она ни была — это реальный фактор в его жизни, пока мы не сделали этот интроект темой специальной работы, — так и реально функционирующий в жизни образ себя. Многие проблемы не решаются именно потому, что старый паттерн поведения выполняет очень существенную роль в этом «кто я такой».
Заканчивая рассмотрение второго блока, напомню, что задача его -творчески описать желательное для клиента состояние, в котором ему было бы хорошо, комфортно, осмысленно и т.п., и в котором, кроме того, нашли бы свое новое место все (в том числе и вновь обнаруженные по ходу дела) элементы исходного неудовлетворительного состояния.
Третий блок — это, как я говорил, контекст, это внутренний — субличностный — и внешний — межличностный — расклад по поводу проблемы. От этого расклада во многом зависит, есть ж реальная возможность решать проблему, и каковы оптимальные стратегии и тактики работы.
Если есть проблема, то обязательно есть раскол, и кто-то во мне хочет, чтобы проблема решалась, кому-то во мне до этого нет никакого дела, а кто-то еще костьми ляжет, чтобы к этому вообще не прикасались. Если клиентка, например, недовольна привычкой грызть ногти, то возмож1 но, что кто-то в ней ужасается и говорит: «Ну как же так? Я же девица на выданье,» — а кто-то в ней с удовольствием грызет ногти, и знать ничего не хочет о «девицах» и «выданье». А еще какая-то ее часть, если брать достаточно серьезный случай, занята тем, что делая себя уродливой, избегает сексуального интереса отца, а потом вообще мужчин.
Или вот мой любимый пример, не на уровне личности, а на уровне государства (об аналогиях между ними говорил еще Платон). Есть такая больная российская тема — экология. Все хорошо знают, как плохо здесь обстоит дело, и все более или менее знают, что нужно делать, хотя бы для начала. Тем не менее, с точки зрения этого блока она проблемой в собственном смысле для России не является, потому что на уровне большой политики нет никаких реальных сил, которые могли бы этим заниматься.
«Внешнеполитическая» ситуация — это отношение окружающих к предстоящей работе: все, кто будет клиенту способствовать, и все, кто будет клиенту мешать, при этом, как всегда, надо иметь ввиду два различных аспекта: реальные межличностные отношения клиента и его представления об этих отношениях.
Клиент-невротик, как правило, живет среди невротиков, и вся его жизнь полна невротических взаимодействий. Подвизаясь на изменение себя, клиент обязательно вызовет какую-то реакцию в своей среде, и эта реакция может быть также невротической. С другой стороны, опасения клиента могут быть проективными. Если, как в следующем примере, клиент находится в слиянии со своей мамой, он может полагать, что мама тоже находится в слиянии с ним, но реально это может быть и не так.
Клиент живет со своей мамой в однокомнатной квартире, довольно тесно и неудобно, «но зато мы вместе». Вдруг появляется у него откуда-то (кажется, по наследству) своя квартира, тоже однокомнатная, целиком его. И вот он никак не решается в нее переехать — ему кажется, что маму это ужасно обидит. Он ходит к психотерапевту, работает над «слиянием», постепенно смелеет. Сначала он переползает в новую квартиру под предлогом, что делает там ремонт, потом все чаще остается там ночевать. А позже, когда он уже хорошо поработал над слиянием и был состоянии многое с мамой обсуждать, выяснилось, что мама никак не могла набраться отваги, чтобы сказать ему: «Ну, когда же ты, наконец, переедешь?» Так его представления о межличностной ситуации разошлись с реальностью.
Более подробно мы рассмотрим внутренние аспекты в лекции о субличностях , а внешние — в специальном цикле лекций о коммуникации и межличностных взаимодействиях.
Четвертый блок — это вопрос о том, что клиент собирается со всем этим делать. Не очевидно, что он будет решать проблему, так же как не очевидно, что ее нужно решать. Все мы имеем множество так или иначе отрефлексированных «проблем», с которыми не собираемся в ближайшее время работать. Для этого есть свои основания: всякий шаг, всякое усовершенствование требует своей платы (в конце концов, это так или иначе нарушение психологического гомеостаза), и эта плата может быть на данный момент слишком высока или не подготовлена или вообще из соображений стратегии личностного роста в данный момент решение именно этой проблемы может оказаться неуместным и т.д. Мы можем полагать, что «хорошо бы, хорошо бы нам поймать кита большого», и даже иметь на полке трехтомный справочник «Киты и их использование в хозяйстве», но это не значит, что мы прямо сейчас готовы выйти на лов на китобойном судне.
Четвертый блок, разумеется, учитывается в работе с самого начала. Это, фактически, договоренность терапевта с клиентом — «чем мы занимаемся». Я уже отмечал, что прежде всего нужно решить и договориться с клиентом, собираемся ли мы заниматься его индивидуальной психотерапией или ему нужен совет, консультация, поддержка, может быть даже, просто какая-то реальная помощь по жизни (наивно думать, что назвавшись «психотерапевтами», мы действительно будем заниматься только психотерапией; в наших условиях мы оказываемся «социальными хелперами» в самом широком смысле слова). Если даже мы решили заниматься психотерапией, то применение методики постановки проблемы также требует специального решения терапевта и специальной договоренности с клиентом, поскольку это дело специфическое.
Движение по содержанию первых трех блоков — это работа, которая требует времени, энергии, концентрации, преодоления «сопротивления» и пр. На каждом этапе, на каждом повороте эта договоренность, взаимопонимание по поводу того, «чем мы занимаемся», должна проверяться и поддерживаться, и на каждом повороте она обретает свои оттенки. Каждый содержательный поворот в любой момент может привести каждого из нас — клиента или терапевта к необходимости вновь вернуться к пересмотру решения по поводу того, чем мы занимаемся. Могут возникнуть серьезные основания как для перемены содержательного «фокуса», той целостности, которую мы оформляем в проясненный Гештальт «проблемы» так и для пересмотра самого решения «заниматься этим». Возможны также временные и
частные колебания эмоционального и энергетического состояния, необходимость прервать и отложить процесс или, наоборот, «дожать», не откладывая.
Терапевт должен следить за тем, чтобы все эти моменты были открыто обсуждены (не обязательно «длинными словами», часто для этого достаточно обмена взглядами, если люди работают вместе и хорошо понимают друг друга) и соответствующие решения были приняты.
Здесь уместно еще раз остановиться на гештальтистской «недирективности». Я уже упоминал на первой лекции некоторые парадоксы, связанные с отношением клиента и терапевта. Гуманистическая психотерапия не деятельность (в смысле технологического процесса обработки объектов) и клиент здесь не объект деятельности *. Терапевт не может (во всяком случае, не должен) заставить (очень уместно здесь английское «make») клиента «понять» или «решить». Дело не только в «неэтичности» подобных намерений, но и в их технической — в рамках гештальт-терапии — непригодности: пытаясь это делать, терапевт присоединился бы к «собаке сверху» (topdog) клиента, что обрекает его на неудачу, поскольку гештальтистская формула гласит, что «собака снизу» (underdog) всегда выигрывает. Тем не менее, это ото место, где обязанность терапевта — максимально «дожать», с клиентом понимание ситуации.
при этом нужно строить дело таким образом, чтобы все время было ясно что принимать решения — это личное дело клиента. Я, терапевт, не решаю и не несу никакой ответственности за то, будет он ставить и решать свою проблему или не будет. Я готов помогать ему в этом в той мере, в какой он это делает.
В этом состоит принципиальное отличие от понятия «Контракта», свойственного терапии бихевиорального типа. Там терапия, рассматривается как деятельность, и «контракт» оговаривает условия совместной деятельности. Всякий контракт устанавливает ответственность сторон не только «за себя», как в гуманистической терапий, но и за деятельность; правильный контракт должен подразумевать, возможность санкций для каждой из сторон — соответственно, того или иного «силового” давления. Такого рода отношения неизбежны и необходимы, когда человек становится объектом или субъектом деятельности; деятельность, основанная на произвольности (в отличие от спонтанности), неотделима от произвола, который может регулироваться лишь справедливостью и законом,, выражением которых является контракт.
у нас же в гештальт-терапии «я занят своим делом, ты — своим (I do my thing, you do your thing) . Моё , терапевта , дело — ‘»дожать» (насколько клиент вообще будет продолжать со мной разговаривать, потому что он ведь может просто уйти и не прийти) понимание ситуации., стремясь при этом не к «консенсусу» между мною и клиентом,’ а к сознаванию наличия (или отсутствия!) его собственного решения.
Надо упомянуть здесь, что многое зависит от организаций самой работы – ее устойчивой регулярности, комфортности внешней обстановки и пр. А также от того, насколько вовремя и уместно терапевт способен предлагать клиенту различные «меню возможностей», когда его творческие возможности попадают во временный тупик. Во-всех-противостояниях типа «и хочется, и колется» очень важно, насколько ясное представление клиент имеет относительно того, какие конкретные возможности работы и изменения перед ним открываются — от ближайшего шага до далекой перспектива.
* В этом отношении гештальт-терапия жестко придерживается гуманистической позиции в отличив от» например. НЛП. которое здесь проявляет двойственность, будучи порожденным, с одной стороны (из многих) гештальт-терапии, с другой же — различных вариантов бихевиоризма.
Итак, четвертый блок — это понимание того, занимается ли клиент постановкой проблемы и собирается ли решать вытекающие из нее задачи, и правильное отношение с ним по этому поводу терапевта-помощника, «фасилитатора».
Теперь можно поговорить о том, как это все воплощается в реальной работе. Сам процесс» разумеется, настолько индивидуален и в своей организации зависит от содержания проблемы, особенностей клиента и стиля терапевта, что здесь трудно что-то сказать обобщенное. Но есть несколько тем, которые полезно иметь ввиду.
Первая тема состоит в том, что клиент почти всегда, во всяком случае — поначалу, вешает вам лапшу на уши. Не потому, что он плохой, неискренний или что-то в этом роде, а потому что так оно все устроено и никуда от этого не денешься. При этом мы, конечно, помним постулат, что все содержание должно принадлежать только клиенту и ничьим иным оно быть не может» и наше, терапевтов, дело — выуживать содержание из клиента, как-то обходясь с этой лапшой, проходя сквозь нее. Мы специально поговорим об этом на лекции по психотерапевтической коммуникации.
Вторая тема — это борьба за фокусирование и против расфокусировки. Прежде всего фокусирование вообще трудно, это требует значительных интеллектуальных усилий. Реализовать систему, которую я описал, не менее сложно, чем сделать хороший литературоведческий анализ «Братьев Карамазовых». Нужно обнаружить множество элементов, понять их связи, удерживать эти связи, видеть перехода и тенденции (кстати, Бахтинская «Поэтика Достоевского» здесь может быть очень полезна). А всякая необходимость делать усилие вызывает большое внутреннее сопротивление.
Но помимо этого, как вы понимаете, чем ближе вы подходите к эпицентру того, что болит на самом деле, тем сильнее нежелание — нежелание смотреть пристально, нежелание фокусироваться. Это может принять форму эмоционального бунта: «Мне больно, а ты заставляешь высматривать какие-то детали, нюансы, выстраиваешь какую-то свою логику.» Особенно у людей эмоционального типа: если уж у них болит, то все сразу. Так что эта борьба — борьба трудная.
Важно здесь разделять то, как я проделываю этот анализ для себя и как веду разговор с клиентом. Одно дело, что я как терапевт со всеми моими ресурсами — теоретическим багажом, опытом и прочим — должен составить себе представление о проблеме клиента, то есть для себя внутренне заполнить эту схему. Для этого я должен получить материал от клиента, при этом о чем-то я догадываюсь (не забывая проверять свои догадки), где-то сомневаюсь, где-то решаю, как двигаться дальше — это я для себя заполняю эту карту. А другое дело, насколько это может и должно перейти в осознание самого клиента.
Здесь есть моменты обязательные, без которых эту работу с клиентом вообще не стоит затевать. Это, например, неизбежные инсайты при переходе от вопросов первого блока к вопросам второго, та или иная степень разделения первого блока — собственных трудностей, — и третьего — особенностей среды. Это его принятие на себя ответственности за работу — по четвертому блоку. Но детализированность и ясность картины у терапевта и у клиента, конечно, разные.
Но так или иначе, в процессе всей этой работы клиент (то есть, конечно, не сам клиент, а определенные субличности в нем) обязательно будет использовать все возможности для ее дезорганизации. От внешних -пропуск сеансов, как только вы что-то нащупали, — до очень внутренних, когда клиент, вообще очень очень умный, интеллигентный человек, вдруг перестает понимать — хоть кол на голове теши. А поскольку это его спонтанность, его понимание, то он и хозяин. Он будет реализовывать все невротические механизмы и их комбинации, какие есть в его распоряжении. И тут нужно различать право терапевта не принимать на себя ответственность за все эти трюки от обязанности все это отслеживать и показывать клиенту.
И в заключение скажу несколько слов о требованиях, которые эта работа предъявляет к клиенту. Здесь может быть некоторая аналогия с требованиями к пациентам психоанализа. Злые языки говорят, что для возможности пройти психоанализ пациент должен быть практически здоров. Что касается той техники, о которой у нас с вами сегодня шла речь, то здесь требования, пожалуй, еще более высоки. Зато если они могут быть удовлетворены, — это очень мощная техника; я об этом могу говорить, по тому что я прошел это на своей шкуре трижды и сейчас прохожу еще раз,
и работаю таким образом со многими клиентами.
Во-первых, клиент должен располагать, говоря на психотерапевтическом жаргоне, достаточно сильным эго и эмоциональной устойчивостью, а во-вторых, вкусом к интеллектуальной работе и некоторой интеллектуальной рафинированностью, поскольку в основе здесь лежит интеллектуальная организация проблемного поля. И, в-третьих, необходима высокая мотивированность и готовность работать хотя бы в рамках постановки проблемы. Как я люблю говорить, единственная серьезная трудность в психотерапии- это замотивировать клиента на работу, а все остальное — дело техники.